[02.01.2019] Призраки Лувра

[Týr Hymirson]

ВРЕМЯ И ДАТА: 02.01.2019

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: Франция, Париж, Лувр и окрестности

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Mihael & Týr Hymirson

СИНОПСИС:
В Париже уже некоторое время происходят странные явления мистического толка - в Лувре начинают оживать экспонаты. Судя по словам очевидцев, чудом переживших эти самые явления, преступник обладает крыльями и описывают как обладателя правильных и очень красивых черт лица. Михаил узнаёт в этом описании себя и решает вмешаться, позвав Тюра с собой.

[Michael]

На Риволи зажглись огни ночной иллюминации.

От сада Тюильри до двора Наполена; от Пале-Рояль до Национальной библиотеки и здания парижской мэрии, — у Архистратига было достаточно времени до оговорённого часа, чтобы, никуда не спеша и не торопясь, обойти туристический центр города. Тёмная лента Сены напоминала оплавленный свинец, оттеняя бархатную синеву вечернего неба.

Дважды повторив маршрут в одном и другом направлении, Михаил в конце концов вернулся ко входу в музей. Часы его показывали почти без четверти восемь. Прогулка немного затянулась.

Моросил мелкий дождь. Основание стеклянной пирамиды светилось изнутри, как шампанское в хрустальном бокале, оставляя разводы желтизны на мокрых плитах — словно кто-то провёл по ним кистью, крупными широкими мазками, вдохновлённый эмоциональными полотнами лучших французский импрессионистов.

До их встречи с Тюром оставалось ещё пятнадцать минут. Но Архистратиг не испытывал сомнений, что тот явится раньше назначенного срока: для Тюра прийти вовремя — значит опоздать; а опозданий пунктуальный ас не признавал.

Занятый своими мыслями, Михаил поднял выше воротник пальто. Обернувшись через плечо, он поймал краем взгляда отражение своего лица в стекле, покрытом каплями дождя, сиявшими, как драгоценные камни в короне Людовика XV. Кто-то под маской этого лица, думал он, посеял мистический страх в сердцах туристов и горожан французской столицы, не понимавших, были ли события последних нескольких ночей карой господней или происками дьявола.

В каком-то смысле не понимал этого и Михаил.

[Týr Hymirson]

Париж Аргетлам не любил. Дважды он оказывался под стенами города на Луаре, единожды и навсегда сдал город Ролло. Как распорядился городом беглец из данов, до сих пор вызывало у Нуады недоумение, а франки считались победителями. Впрочем, французы всегда любили приписывать себе победы, которых не совершали, этого не избежали и более поздние правители, вроде Бонапарта, записавшего себе победу в битве под Москвой. Воевать франки умели неплохо, но с честью и доблестью всегда были проблемы. Город перенял их слабый характер и сдавался теперь любому, кто показывал силу, не спасали даже сильные личности, которых было порядком за историю существования. Истиное лицо города - вот оно, непривлекательное, легковерное, блудливое, прячущееся за броской внешностью.
Подняв воротник кожаной куртки Нуада неторопливо вышел на Риволи, скользнув взглядом по Орлеанской шлюхе, умытой дождём. Интересно, с ней Михаил был так же многословен, как с ним? Часть информации пришлось поднимать самому, чтобы понять, что происходит. Описания словно подтверждали мысли Аргетлама о городе и его жителях: дикие, противоречащие самим себе и даже для жёлтой прессы слабоватые. Единственное, что фигурировало среди общего бреда - описание внешности князя и было оно весьма подробным. Представить себе за мелочным хулиганством, больше присущим Люцфиеру, или околомистическими преступлениями, больше подходящими для Велиара, Михаила Нуада не мог. Архистратигу нужна была помощь, а Аргетлам мог её оказать. Признаваться себе в том, что рад вырваться из добровольного изгнания и заинтригован происходящим бог законов не спешил.
Он бросил взгляд на хронограф на запястьи - до встречи оставалось полчаса. Успеет забежать в кофейню от надоедающего дождя.

Вокруг пирамиды были толпы туристов, которых не спугнули зимняя промозглость, дождь и темнота. Нуада возвышался над ними каланчёй, в одной руке удерживая подставку со стаканами кофе. Михаила он скорее почувствовал, чем увидел - их разделяло сверкающее стекло, уродовавшее старинный облик замка. Обойдя пирамиду, он приветственно кивнул и потребовал:
- Рассказывай!
В одно короткое слово он умудрился вложить и собственное любопытство и сочувствие.

[Michael]

Вид Тюра, стоявшего с кофе под противно крапашим дождём у подножия памятника французской хвастливой помпезности, которая самому Михаилу всегда казалось скорее в чём-то милой, нежели раздражающей, вызывал улыбку. Кожаная куртка и пижонская прилизанность с акцентом в виде гордого римского профиля, так же привлекавшего к себе внимание, как знаменитая парижская архитектура, то там, то сям выпячивавшаяся из ландшафта, невольно наводили на мысль, что перед тобой — типичный коренной житель столицы.

Разумеется, вслух Михаил своих мыслей не высказал — лишь ограничился ответным кивком.

— Я лучше покажу.

Погладив себя концом указательного пальца по носу — увы, не такому рельефно-породистому, как у его щеголеватого спутника, а самому обычному, северно-европейскому, — Архистратиг бросил взгляд на стеклянный скат пирамиды.

И произошло удивительное. Удивительное для случайного наблюдателя, если бы он оказался рядом или сумел проникнуть взглядом сквозь невидимый морок, окруживший, как купол, двух мужчин, у одного из которых в руках остывал ароматный кофе.

Капельки воды, ползущие вниз по стеклу, как прозрачные мухи, замедлили свой бег; потом вовсе свернули с естественного маршрута, обусловленного земным притяжением, — и, повинуясь воле совсем не земной силы, начали сплетаться друг с другом, складываясь в отчетливые фигуры: вот узнаваемая по всем путеводителям крыша Лувра; вот известные всему свету Венера и Ника, пустившиеся в уродливую пляску, уже не прекрасные, но наводящие ужас; вот ангел с разверзнутыми крылами, угрожающе занёсший меч, объятый языками пламени, над головами двух людей, в испуге поднявших руки; фигуры сменяли друг друга, словно кадры в старой кинохронике.

— Последний раз — позапрошлой ночью, — закруглив это странное молчаливое повествование, произнёс Михаил, взяв у Тюра один стакан с едва тёплым напитком. Странная пляска воды на стекле прекратилась. Архистратиг сделал глоток, выдохнув изо рта бледную струйку пара. — Двоих сторожей доставили в психиатрическую больницу абсолютно невменяемыми от страха. Говорят, они только и делали, что бормотали что-то про «очистительный огонь, который покарает неверных»; про «божий суд и chambre ardente, которая избрана самим Господом»... Сейчас музей закрыт. Один из залов незначительно пострадал. Там повсюду копоть. Полиция, разумеется, ничего не нашла, — сухо, по-военному — в силу привычки — отчитавшись, Михаил в два глотка допил кофе и выбросил стакан в ближайшую урну.

— Боюсь, если подождать ещё одну ночь, от Лувра останется груда дымящихся руин.

[Týr Hymirson]

Люди не видели; они старательно обходили место, где стояли боги, не понимая, почему именно этот пятачок перед пирамидой, уродующей старинную площадь, стал для них неинтересен. Аргетламу было всё равно - он смотрел на капли, образующие картины на стекле и неспешно потягивал кофе, от которого тянуло каким-то особенно забористым алкоголем.
Видения, показанные Михаилом, были странными - в том, чтобы заставить статуи ожить, не нужно много сил, нужно лишь знать, как направить потоки сил, тогда их можно дёргать за ниточки как марионеток; или можно зациклить потоки и использовать статуи как артефакты, но тогда нужны особые ритуалы и активатор. Нуада был уверен, что верен последний вариант: кто-то старательно подставлял Михаила, а, значит, будет использовать все средства, чтобы вывести подозрения на него. Записка с каббалистическими символами где-то в складках мрамора была бы очень красноречивым доказательством для тех, кто мало знал жителей Эдема в общем и его правителя в частности.

Второй стаканчик из-под кофе отправился в урну следом за первым.

- Значит, не будем тормозить, - кивнул Аргетлам, - хватит с франков сгоревшего собора.
Попасть внутрь для них двоих не составило проблем. Камеры не воспринимали их, или сбоили, выводя невнятные помехи на мониторы охраны, сигнализация молчала, - иногда божественные читы были очень кстати, особенно в таких ситуациях, когда стоило соблюдать осторожность. Нуада гадал, почему неизвестный выбрал именно это время, или именно это место. И если со временем всё было понятно - умирающая луна, да отголоски древних сил, проснувшихся на Йоль и не желающих покуда уходить, были благодатной почвой для подобного, то с местом возникали вопросы. Всё это косвенно свидетельствовало в пользу версии, что ни один из сынов Яхве не имеет отношения к происходящем; в этом был просчёт преступника.
Под стеклянным потолком пирамиды было сумрачно, ночное освещение делало просторный холл таинственным и загадочным. Впечатление изрядно портил запах гари откуда-то со стороны главной лестницы - именно там находились скульптуры, показанные в видении. Тишины тоже не было - со стороны левого крыла доносился шёпот, будто читали молитвы, но язык был Аргетламу не знаком. С одной стороны, хорошо, что преступник не заинтересовался древним искусством - там было гораздо больше спящего колдовства, чем можно представить. С другой - античные статуи находились в опасной близости от залов да Винчи, учёного с божьей искрой, умевшего и любившего загадывать загадки не хуже норн. Нуада взял со стойки администратора схему.
- Покажи мне, какая комната выгорела? - Попросил он.
Осмотр осмотром, но сперва лучше понимать, к чему готовиться.

[Michael]

— Ты не поверишь, — иронично усмехнулся Михаил, ткнув пальцем в схему северного крыла, более известного как крыло Ришелье. — Апартаменты Наполеона.

Можно только представить масштаб национальной боли, которую испытали потомки великого императора и президента. Роскошно убраная гостиная хоть и не погибла в пожаре, но если судить мерками знатоков французской истории — ущерб был невосполним. Мебель, ковры и прочие бесценные экспонаты — всё было испорчено. Бедняга Шарль. Если бы только он увидел, как варварски обошёлся с его приёмной неизвестный поджигатель, то дух его восстал бы для мести.

И даже это Михаилу было бы проще объяснить, чем то, что произошло здесь позапрошлой ночью.

— Предлагаю подняться в комнату охраны и просмотреть записи, — сказал Архистратиг.

Полиция, конечно, уже сняла копии. Но добывать улики из рук местных ищеек у Михаила не было ни времени, ни желания. Проще увидеть всё самому на месте.

— Если только только ты сделаешь так, чтобы охрана не путалась у нас под ногами. После случившегося их здесь больше, чем музейных крыс.

Надо признать, диверсионная работа Михаила никогда не прельщала. Убрать кого-то он мог, конечно, но методами столь антигуманными, что в мирных условиях к ним лучше не прибегать. А садистом Михаил не был, да и людей, в общем-то любил. Поэтому великодушно предоставил Тюру возможность продемонстрировать немного уличной асьей магии. В конце концов, кто из них тут трикстер?